Игра

Детский психолог Матвей Берхин подчеркивает, что игра – это речь ребенка. До 7, а то и 10 лет – это его основная деятельность, способствующая развитию. И если мы хотим лучше узнать ребенка, нам надо создать ему возможность игры как свободного высказывания.

Когда ребенок раскрывается в игре?

Когда есть чувство безопасности и установлены границы

Знакомая обстановка, безопасный взрослый рядом. Тогда терапевтичным будет сам опыт игры, какие бы проблемы перед ребенком в этот момент ни стояли. В некомфортных для себя условиях ребенок тоже будет играть, но это будет только то, чего от него ждут. Кроме того, ребенку тревожно, когда непонятно, что можно, а что – нельзя.

Ребенок не чувствует себя безопасно, когда нет правил. Например, если дома нет правила, что нельзя делать друг другу больно, и разрешается делать больно маме, которой неловко его остановить. Это, на самом деле, не способствует спокойствию ребенка. Потому что он складывает два и два и думает: «Если я могу маме делать больно, значит, и мне кто-то – может?»

Нужны временные и пространственные границы. Если мама сказала, что она полчаса посидит рядом, значит, маме не надо выходить в другую комнату или сразу браться за телефон. Если сегодня можно играть на кухне и оставлять там игрушки, а завтра ребенка оттуда резко выгоняют, – это тоже не способствует покою и уверенности. Границы меняться не должны!

Когда есть разные игрушки

С помощью 50 слов можно рассказать, о чем угодно. Но ребенку, чтобы полно выразить свою мысль, нужны разнообразные игрушки. Не много, а именно – разные.

Часто у ребенка нет игрушек для выражения агрессивных чувств, так как эта тема табуирована. И бывает, что у ребенка под рукой нет никого и ничего на роль врага или агрессора. Приходится воображать невидимых зомби.

«У мальчишек такие игрушки будут, а у девочек их может совсем не быть, — комментирует Матвей Берхин. — Нормально, чтобы у ребенка в наборе был кто-то «страшный». И пистолет, и другие предметы, при помощи которых можно выражать агрессию, но с такой идеей: «мы живых людей не бьем, а в игре бывает, что кто-то на кого-то нападает». Потому что, если запретить агрессию в игре, то ребенок, не находя для нее выхода, может направить ее в жизнь».

Когда его игру принимают такой, какая она есть

У ребенка во время игры должно быть чувство свободы – благодаря тому, что его принимают. Что родители (и вообще взрослые) не поднимают брови, когда он начинает играть во что-то неприятное, страшное или, с их точки зрения, глупое.

Это важная философская штука: ребенку позволено быть в игре любым. От него никто не будет требовать быть взрослым, умным, вежливым. «Родителям я важен и приятен, и они позволяют мне быть любым» – это ребенок видит по тому, как родитель себя ведет во время его игры. Умение на время отложить в сторону все свои ожидания относительно ребенка и просто смотреть на него такого, какой он есть – это навык, которому можно научиться. И тот факт, что родитель хотя бы полчаса каждый день полностью принимает своего ребенка, их обоих чрезвычайно меняет.

Откуда берется агрессия?

Откуда берется агрессия? И бывает ли, что ниоткуда? Как сейчас модно говорить, «немо­тивированная агрессия»?

Похоже, что «немо­тивированная агрессия» - это миф, созданный для удобства тех, кому неохота искать не лежащие на поверхности мотивы.

У агрессии (как, впрочем, у любого поведенческого проявления) всегда есть те или иные основания, те или иные побудительные причины. Но порой они бывают глубинными и опосредованными.

Первый вопрос, который следует себе задать, когда с ней сталкиваешься: а не ответная ли это реакция? Может, ребенка кто-то обижает, а он вымещает свою злость? Причем вовсе не обязательно на обидчике. Вполне вероятно, что как раз обидчику он боится дать отпор, а петушится в тех ситуациях, когда не страшно. Зачастую родители частенько спешат уверить психологов и педагогов, что детей никто никогда не обижает, не учитывая, что ребенок не всегда готов рассказать о своем унижении родите­лям. Бывает, что гордость не позволяет. А иногда дети настолько запуганы обидчиком, что даже заик­нуться о нем не смеют.

А случается, что ребенка обижает не какое-то кон­кретное лицо, а сама ситуация. Особенно это актуаль­но для детей школьного возраста, которые часто бывают недовольны собой. Например, полные, близо­рукие, заикающиеся. И вовсе не обязательно из-за того, что одного «очкариком», а другого постоянно пере­дразнивают. Просто способность к рефлексии, к само­оценке с возрастом развивается. Растет и интерес к противоположному полу, а следовательно, к своей внешности и к возможности нравиться.

Кроме того, агрессия может сопутствовать ревнос­ти — нежеланной, но, увы, далеко не редкой гостье в семье. Дети испытывают чувство ревности куда чаще, чем думают взрослые. А некоторые даже ревнуют близких не к кому-то в отдельности, а чуть ли не ко всему миру. Им кажется, что родители одаривают кого угодно своей любовью, только не их. В таком случае агрессия — это и выплеск отрицательных эмоций, и способ обратить на себя внимание.

Так что же, агрессивных от природы детей не бывает? Бывают, но гораздо реже, чем принято считать. А вот гиперактивность, принимаемая за повышенную агрес­сивность, встречается достаточно часто. Скажем, рез­вый, подвижный мальчик 5—6 лет, которому давно пора играть со сверстниками в детском саду, бегать наперегонки, кататься на велосипеде и т.п., сидит в четырех стенах один на один с бабушкой и, попросту говоря, бесится от скуки. Энергии у него много, и, перегорая зазря, она может переходить в агрессию.

Итак, сталкиваясь с проявлениями детской агрессии, прежде всего, необходимо выяснить ее мотивы. Но это, как говорят в математике, условие необходимое, но недостаточное. Помимо психологической подоплеки, важно понимать, какой психический склад стоит за агрессивным поведением.

1. Так, например, при работе с чувствительными, нервными детьми не следует,  акцентировать внимание на их агрессивности, ибо она есть лишь знак отчаяния, отверженности, забитости, зажатости, заторможенности. Как только самооценка ребенка повы­шается, как только даешь ему минимальную возмож­ность самоутвердиться, вспышки агрессии исчезают начисто.

2. Бывают дети, у которых проявления агрессии имеют иную природу. Тут-то как раз стоит обращать особое внимание на агрессию, фиксироваться на ней. Это нужно делать по нескольким причинам. Прежде всего, чтобы одернуть, остановить, не дать еще больше распалиться. Ведь в этом случае агрессия  происходит, не от излишней скованности, зажатости, как в первом случае, а наоборот, от излишней расторможенности. Такому ребенку совер­шенно необходимы жесткие рамки, чтобы, насколько это возможно, упорядочить царящий внутри хаос. Далеко не все родители это понимают, и еще меньше таких, которые способны на деле оказывать стойкое сопротивление разбушевавшемуся чаду.

Что ж, поначалу ребенок такого психического склада может на строгое отношение к своему буйству забиться в истерике, броситься на взрослого с кулака­ми, сокрушать все вокруг. Но если не дрогнуть, не сорваться на ответную истерику или не поспешить «загладить свою вину», мгновенно уступив ребенку и задабривая его ласками и подарками, — произойдет неожиданное: «агрессор» испытает что-то вроде душев­ного просветления после бурного переживания, своеобразный «катарсис».

Катарсическая разрядка целительна для таких детей, взаимодействуя с ними следует, с одной стороны, вызвать катарсическую разрядку, а с другой — обеспечить сильное положительное подкрепление. Получив отпор, ребенок не должен почувствовать себя отвергнутым бесповоротно и навсегда. Дав ему понять, что «номер не пройдет», не менее важно, как только он прекратит   свое   буйство,   немедленно   возвысить его, «назначить» (в чем-то) самым лучшим, самым главным.

3. У агрессии бывает и еще более сложная природа. Дети “третьего психического склада” в ответ на самое невин­ное, часто случайное внешнее раздражение (предполо­жим, кто-то толкнул, проходя мимо), дают совершенно неадекватную реакцию: начинают кричать, ругаться, бросаются в драку. Но ведь и ребенок “второго типа”, казалось бы, делает то же самое? Есть ли какая-нибудь разница?

Разница здесь весьма существенная. Агрессия детей “второго типа” ситуационна, непродолжительна, она есть следст­вие эмоционального дисбаланса, эмоциональной не­стабильности. В то же время тут легко вызвать жалость, раскаяние, прилив самых нежных чувств к тому, кто только что был объектом агрессии. В общем, такая агрессия, если можно так выразиться, легко­весна, летуча. У ребенка “третьего типа” все наоборот. Его агрес­сия концептуальна: если такого ребенка случайно задели локтем, он будет считать, что это сделано нарочно, чтобы оскорбить. А кто может оскорбить? — Недоброжелатель. Недоброжелатель — это противник, противник — враг. Таким образом, агрессия не затуха­ет, а разрастается. Порой до вселенских масштабов. Часто такие дети жалуются, что кругом одни враги. И свою агрессию рассматривают как вынужден­ное сопротивление враждебности окружающей среды. Переубедить их крайне трудно, в ряде случаев — невозможно. Они ригидны, т. е. негибки, непластичны. Кажется, что имеешь дело не с человеком, а с незыб­лемой скалой.

Мы уже упомянули, что, взаимодействуя с детьми “второго типа”, стоит фиксироваться на агрессии. Но при этом следует делать акцент на обучении ребенка контроли­ровать свои чувства, умерять бурные порывы. Фиксироваться на агрессии ребенка “третьего типа” следует несколько по-другому и с другой целью.

Во-первых, в этом случае фиксация долж­на происходить не в момент агрессии, а с упреждением или, напротив, постфактум. Такие дети любят анализи­ровать, рассуждать. Что ж, надо этим воспользоваться. Во-вторых, ребенку нужно неустанно внушать, что агрессивность — это недостаток, что проявлять ее дурно. Вроде бы, такая очевидная вещь! Но что очевидно для обычных людей, может быть вовсе не очевидно для такого типа ребенка. В нем живет глубинная неадекватность — на уровне самых простых человеческих отношений. И он вполне может считать, что не делает ничего плохого, кидаясь на окружающих с криками и кулаками. Напротив — он может быть уверен, что это благо, что он «воспитывает хулиганов» или уж, по меньшей мере, отстаивает свое поруганное достоинство. Главное же, что ему нужно постараться внушить: агрессия невыгодна, нерациональна. Про­являя агрессию, человек действует себе в ущерб.

Cамые обычные люди временами тоже проявляют агрессию. И у детей, и у взрослых это бывает реакцией на усталость, обиду, излишнее давле­ние со стороны окружающих, на внутренний (напри­мер, боль в животе) или внешний (ссоры близких) дискомфорт. Но эта агрессия не закрепляется, не входит в привычку, не становится патологической составляющей характера. 

Нельзя не учитывать и природных особенностей, в том числе и половых. Мальчики, как правило, более агрессивны и конкурентны, чем девочки. Да и среди мальчиков встречаются самые разные по степени аг­рессивности (даже в пределах нормы). Зайдите в любую ясельную группу: один сидит тихонько в углу и скла­дывает пирамидку, а другой носится как угорелый и бьет в барабан. Женщин (а детей, как известно, воспитывают женщины) нередко шокирует драчли­вость сыновей, их пристрастие к военным игрушкам и играм. Напрасно! Детскую агрессивность не только можно, но и полезно переводить в игровую стихию.
В 60-е годы в Германии была развернута широкомас­штабная кампания по отказу от «милитаристского мышления». Для этого привлекались специалисты, которые убеждали матерей не покупать детям пласт­массовые автоматы и солдатиков. В детских садах запрещали игры в войну... И что же? Спустя несколько лет те же самые специалисты, недоуменно разводя руками, констатировали резкое повышение агрессив­ности в подростковых группировках. Да и в детских садах заметно увеличилось число бурных конфлик­тов — ссор и драк. Вернули назад автоматы и солда­тиков — кривая детской агрессивности поползла вниз.

             Итак, мальчикам полезны шумные игры, возня, драка подушками и т. п. Только не вечером перед сном, и желательно под наблюдением (а еще лучше — при участии) взрослых.